ГЭС-2 стремится создать пространство, открытое разным практикам, ценностям и событиям, разговор о которых возможен лишь с опорой на ключевые понятия, прояснение которых имеет принципиальное значение для современной культурной и общественной ситуации. В проекте «Глоссарий ГЭС-2» мы планируем раскрыть ряд таких понятий: многие из них пока остаются неочевидными как из-за продолжающихся теоретических дискуссий, так и в силу того, что их значения в нашей стране остаются размытыми или больше связаны с прошлым, чем с настоящим. Мы публикуем первую статью Глоссария — «Дом культуры» — в которой раскрываем особенности предшествующего опыта домов культуры и настаиваем на актуальности этого института в России сегодня.
Почему сегодня в Москве нужен разговор о доме культуры? И почему вместо удовлетворения существующими культурными институтами кажется важным вернуться к этому, казалось бы, архаичному явлению? Ответ на эти вопросы требует прояснения самого понятия культуры в современном российском контексте.
Многие считают, что культура — это лишь часть сферы потребления и досуга. Однако в современном городе культурный досуг уже не вырывает человека из привычного течения жизни ради приобщения к духовным ценностям. Наоборот, потребление культуры органично встроено в жизненный цикл, в котором уже нет явной границы между отдыхом и работой. Считается, что вместе с постоянными изменениями рынка, вынужден меняться и человек — получать новые навыки, расширять свой кругозор, обновляться, становиться более конкурентоспособным — и в личной жизни, и на работе. Иными словами, регулярное культурное потребление позволяет постоянно сверять часы: продолжает ли человек соответствовать духу времени, не отстает ли от «современности»?
Посещение выставки или публичной лекции превращается в одно из рутинных решений, сумма которых уже не складывается в общее понятие «культуры». Потребление культуры стало практикой, лишенной общей, объединяющей цели.
Между тем, когда-то понимание культуры было непредставимо без конкретной цели — стремления человека к обретению и развитию самого себя, своего внутреннего содержания через усвоение всего богатства содержаний и смыслов окружающего общества. Такая позиция не только означала постоянное неудовлетворение своим текущим состоянием, но и предполагала критический и самостоятельный взгляд на действительность. Культурный человек — это тот, кто способен выносить ответственное суждение о мире и делиться им публично.
Это демократическое понимание культуры, связанное с традицией европейского Просвещения, также основывалось на равенстве «учителя» и «ученика», того, кто производит культуру, и того, кто ее потребляет. Повсеместное распространение культуры означало также преодоление различий и стремление к равноправному диалогу. Такая модель культуры сделала возможным как русский авангард, так и масштабные культурные эксперименты, связанные с ликвидацией безграмотности и массовым распространением образования. Именно к этой традиции отсылает интересный, сложный и противоречивый опыт домов культуры в СССР, без обращения к которому сложно начать разговор об институциях нового типа.
Чем же были дома культуры? Они возникли не на пустом месте: им предшествовали так называемые народные дома, появившиеся в России до Революции, а также рабочие клубы. Народные дома представляли собой локальные центры образования и культуры: в них обучали грамоте и начальным знаниям детей и взрослых, не имеющих доступа к школьному образованию. Там же организовывали библиотеки, выступали с публичными лекциями, ставили театральные представления и устраивали чаепития. Первый «народный дом» открылся в 1882 году в Томске, и это, к тому же, было первое подобное учреждение в Европе: британский аналог — people’s house — появился лишь в 1887 году в Лондоне, а аналогичные итальянские casa del popolo, испанские casa del pueblo, и французские maison du peuple появились еще позднее.
Чуть раньше — в 1870–1880-е годы — на фоне усиления рабочего движения в Италии появились самоорганизованные рабочие клубы. Чтобы иметь возможность влиять на общественно-политическую жизнь, рабочие начали объединяться и обучать друг друга грамоте, обсуждать актуальные новости и события, заниматься самообразованием. Впоследствии такие объединения стали прообразом итальянских общественных и культурных центров, а после Революции 1917 года, благодаря развитию профсоюзов, этот формат самоорганизации распространился и в молодой Советской России. По всей стране при заводах и других предприятиях стали появляться рабочие клубы, деятельность которых очень быстро вышла за пределы конкретных предприятий — посещать занятия и принимать участие в мероприятиях клуба мог любой желающий, вне зависимости от профессии.
В 1920-е годы большинство народных домов и рабочих клубов стали основой для охватившей впоследствии всю страну системы домов культуры. Получив государственную поддержку и заняв, подобно кино, решающее место в идеологической работе, дом культуры значительно приблизил общество к решению проблем доступа к культуре и участия в культурном производстве. Он также представил альтернативу прежней инфраструктуре культурного потребления, которая базировалась на традиционном разделении культурных практик и подразумевала закрепление за каждой из них отдельного пространства: дом культуры занял место не только народного дома, но также нередко выполнял функции театра и кинотеатра.
Однако расширение доступа масс к культуре совпало с разобщением и бессилием общества в сталинский период. Возможность открытого обсуждения общей жизни была изъята из модели дома культуры. Он стал местом, где происходило пассивное приобщение к спускаемой сверху и оторванной от художественного процесса версии культуры. Дом культуры потерял качество общественного пространства, которым обладали его западные аналоги — культурные центры, трансформировавшиеся в social и community centers. Попытка заменить традиционные элементы культурной инфраструктуры также не увенчалась успехом. В постсоветский период переход к рынку окончательно похоронил систему ДК: теперь потребность в культуре стала частным делом и свелась к качеству досуга, а значит — лишилась своего общественного значения.
Сегодня в России нет ни одной институции — государственной или частной — которая соответствовала бы унаследованному от Просвещения и воплощенному в ДК пониманию культуры. Вместо создания условий равенства и взаимопонимания современные институции зачастую увеличивают пропасть между теми, у кого есть доступ к «современности», и теми, кто его лишен. Роль же доступной культуры замещают более доступные «альтернативы» — от личностных тренингов и квази-религиозных практик до подменяющих публичную жизнь социальных сетей.
Чтобы культура смогла обрести иное содержание, институции нового типа должны попытаться вернуть современному обществу ее универсальный и равноправный дух. Главное свойство такой культуры — неудовлетворенность существующим положением дел, стремление к саморазвитию через диалог и постоянная рефлексия своего социального опыта. Новый дом культуры не будет местом производства послушного подчиненного, каким стал позднесоветский дом культуры. Не станет он производить и пассивного потребителя, который ищет в культуре лишь убежище от других, воспринимаемых как препятствие в конкурентной борьбе. Напротив, дом культуры мог бы стать тем публичным пространством, где существуют условия равенства и взаимопонимания, где каждому открыт доступ к культуре, возможности ее производить и ее потреблять.