В начале 90-х годов писатель Виктор Пелевин, которого в ту пору еще можно было застать на публике, мурлыкал себе под нос необычную фразу: «Моя голова в пространстве загадочно парит». Знатоки авангардной музыки угадывали в его словах цитату из песни группы «Николай Коперник», основанной Юрием Орловым, который ныне считается символом московской новой волны 80-х. Но мало кто знает, что позже Орлов стал одним из главных первопроходцев российской электроники, превратившись в наставника коллектива Block Four и создав проект «Холодная Рука Москвы». По просьбе Sreda музыкальный журналист Георгий Кожевников проследил, как из центральной фигуры советского рок-движения Юрий Орлов трансформировался в героя рейв-сообщества.
Как отмечал Артемий Троицкий в книге «Рок-музыка в СССР», еще до появления «Николая Коперника» Орлов прошел «традиционный путь музыканта, пробующего себя в разных сферах, — ударные, дирижирование хором, саксофон». По воспоминаниям самого Юрия, игра на инструментах влекла его с «нечеловеческой силой» с самого детства. В школьные годы музыка помогла Орлову отстраниться от популярных забав шпаны с окраин столицы: разборок и потасовок. В интервью он часто рассказывал, как в самом начале 1970-х гулял по Дубровке в обществе сверстников, основополагающим развлечением которых были драки. «Сам я был полный пацифист, мне разборки никогда не нравились. Но я рос в обычном московском дворе, и люди там, конечно, были разные», — вспоминает музыкант.
Основным местом встречи местного «бойцовского клуба» была площадка перед Дворцом культуры ГПЗ-1, который позже превратился в печально известный Театральный центр на Дубровке. Во время одной из прогулок по его окрестностям товарищи Орлова с портвейном и цепями в руках начали ломать забор. Внезапно из окна Дворца высунулся бородатый человек, который громко позвал молодых людей. «Ну что это вы ломаете, ну-ка заходите сюда!» — кричал незнакомец. Восприняв его слова как вызов к барьеру, шпана при цепях побежала наверх. Следом за ними полетел и будущий символ российского нью-вейва.
Поднявшись, они обнаружили в комнате улыбчивого человека с длинными черными волосами, а вокруг — море инструментов: гитары, барабаны, духовые. Заведующим этим богатством оказался Михал Михалыч Семёнов, игравший в Театре эстрады на саксофоне и подрабатывавший в ДК. «Обстановка просто завораживала, и все решили его не бить», — рассказывает Орлов.
С этого дня в течение нескольких лет Юрий бесплатно ходил туда заниматься и участвовал в местной подростковой группе: «Я в эту какофонию привносил элементы электропанка. Вообще, когда я пришел в Дворец культуры, то вовсю уже играл на гитаре, давал концерты во дворах. Первый инструмент мне подарил отец — такая желтая классическая акустика с темброблоком».
Казалось бы, откуда простой советский мальчишка мог в середине 70-х знать об электропанке? Дело в том, что отец Орлова работал механиком на военном крейсере и привозил из заграничных рейсов всевозможные пластинки: работы Kraftwerk, Донны Саммер, Sex Pistols и прочий новомодный материал. «Я соединял звучание панк- и синти-поп-групп, которые мне дико нравились. Получался такой синтез, переосмысление того и другого», — объясняет музыкант. А вот исполнителей вроде Deep Purple и Uriah Heep он любил меньше: по словам Юрия, в ту пору их слушал весь двор. Орлов же отдавал предпочтение более минималистичным коллективам, но с благодарностью относился ко многим музыкальным направлениям.
«Я всегда был музыкозависимый такой. Мне нравилась и авангардная, и классическая музыка. И даже эстрадная, как Майя Кристалинская, к примеру. У меня не было какой-то вражды к отдельным жанрам, — вспоминает он. — Так же происходит и сейчас. Я могу с удовольствием послушать лютый японский нойз, найти в нем какие-то интересные моменты. А потом включить Билли Айлиш и тоже там что-то для себя выделить. Но больше всего слушаю современный минимал-хаус».
После школы Орлов сразу бежал в ДК или ездил домой к Михал Михалычу, где за три года занятий научился азам игры на саксофоне, параллельно нахватавшись самых разных музыкальных знаний. Дома Орлов сочинял треки, используя подручные средства: обтянутый фольгой двигатель старинного пылесоса (как замена перкуссии) и ржавый мегафон. С их помощью он записывал на магнитофон ритмические рисунки, а потом накладывал на них звуки гитары. Эту изобретательность музыкант позже привнесет в другие проекты.
После школы — в 1979 году — он поступает в музыкальное училище на отделение духовых инструментов в Абакане. На вопрос, почему именно в Абакане, музыкант отвечает расплывчато: «Как-то вот получилось. Я тогда шаманизмом интересовался, а там романтика и шаманы водились». Кроме того, в училище был сильный педагог по саксофону, правда, даже это не задержало Орлова в Хакасии надолго.
«Я туда прямо посреди учебного года приехал, поступил. Но после Москвы там оказалось достаточно грустно. [Местные] были консервативные ребята, а я был панк-джазовый парень, ближе к Курёхину. Ну и вернулся в Москву», — рассказывает Юрий. До отъезда Орлов успел выступить на местном фестивале — позвал шаманов из местной глубинки и развел на сцене костры, вокруг которых они танцевали: «По итогам меня за это выступление даже наградили за авангардный подход».
По возвращении в Москву музыкант поступил в Институт культуры (МГИК) на дирижера, но до конца не доучился — новаторство не прижилось и здесь. Во время своего выступления на фестивале военной песни «Красная гвоздика» Орлов снова устроил шоу: начинил сцену фейерверками и принялся взрывать их, исполняя брутальную композицию о солдатах. «За чрезвычайное внимание к милитаристской тематике меня невзлюбили. Трения с педагогами пошли. Плюс мне хотелось учиться тому, что нравится, а там была какая-то история КПСС — ничего не имею против, но тратить время не хотелось. Испортилось настроение, и я ушел, но единомышленники остались. Один товарищ переделал для меня бобинный магнитофон, чтобы было два стереоканала и четыре моно», — рассказывает музыкант.
На этот магнитофон был записан дебютный, никогда не издававшийся альбом «Человек на дороге» группы «Николай Коперник», которую Орлов основал в 1980 году на первом курсе института. В первый состав группы входили гитарист Артур Мунтаниол, клавишник Валентин Трофимов и оперная певица Елена Кирий. По воспоминаниям Орлова, первая работа состояла из четырех треков, которые до сих пор хранятся в его домашнем архиве.
О музыке, сочиненной НК в институтский период Орлова, возможно судить только по множественным рассказам, из которых следует, что к року их упражения можно отнести чисто номинально. Как писал Александр Кушнир в книге «100 магнитоальбомов советского рока»: «„Коперник“ оказался чуть ли не единственной группой, выступающей на рок-сцене и при этом не имеющей ничего общего с роком». Возвышенно-созерцательная музыка коллектива скорее напоминала электроакустические эксперименты, чем рок в привычном понимании этого слова.
Погожим весенним днем все того же 1980 года Орлов прогуливался по Садово-Кудринской улице. «Раньше там был музыкальный магазин и рядом всегда висели объявления: „ищем музыкантов“, „продаем инструменты“ и так далее. Среди этой кипы бумаг я заметил листок с надписью „продаю двухгрифовую гитару“. Ну и дико заинтересовался», — вспоминает музыкант. В то время он искал в состав НК новых участников.
«Приезжаю по объявлению, значит, звоню в дверь, выходит полностью голый человек, Андрей Сучилин (основатель группы „До мажор“ — прим. ред.). Он пригласил пройти внутрь, я подумал — ну ладно, рок-музыканты все странные, ничего страшного», — рассказывает Юрий. В течение нескольких часов они собирали и настраивали разобранную двухгрифовую гитару и обсуждали актуальную музыку. В процессе Орлов поведал хозяину инструмента, что ищет басиста. Сучилин предложил на вакантное место своего приятеля — студента Московской консерватории Олега Андреева.
Через пару дней они пришли знакомиться с Андреевым в общежитие консерватории. «Олег тогда только поступил. Он мне сразу показался человеком немного другого темперамента — все время молчал. Мы, москвичи, люди более активные, разговорчивые. И вот мы встретились в общаге, я орал песни на гитаре, и на эти звуки прибежал сосед — Игорь Лень, работавший тогда над музыкой к „Олимпиаде-80“. Оказалось, что ему понравилась моя подача», — объясняет Орлов. Так впервые встретились участники золотого состава «Николая Коперника».
Правда, работать вместе новые друзья стали только спустя три года. В силу высокой востребованности виртуозные Андреев и Лень не спешили покидать свои коллективы. Орлов же долго пытался переманить их к себе. «Олег тогда участвовал в крутых проектах типа группы „Сонанс“. Лень вообще с Артемьевым сотрудничал, — рассказывает музыкант. — Но в 1983 году мы с „Коперником“ мощно выступили на одном фестивале — Олегу очень понравилось. И я переманил его. Потом красиво изложил планы по созданию нью-вейверского альбома Игорю Леню. В итоге он тоже присоединился».
Параллельно с этим основатель НК в 1983 году отправился «на разведку» в Ленинград, где проходил первый фестиваль Ленинградского рок-клуба, и познакомился с участниками группы «Джунгли». «Понравилась их новаторская позиция, вот я и предложил подыграть им на „электронном“ саксофоне», — пояснил музыкант.
«Электронный» саксофон Орлову сделал московский мастер Юра Ушаков, найденный с помощью все той же доски объявлений на Садово-Кудринской. Приделал пьезодатчик, подсоединил к семплеру. Чтобы отбить цену покупки, пришлось работать грузчиком в «Детском мире», вспоминает Орлов.
После фестиваля лидер «Джунглей» Андрей Отряскин пригласил Юрия в группу. Жить приходилось на чердаке питерской консерватории, где ютился и сам Отряскин: он тогда учился на истфаке и работал дворником. «Начали репетировать. Я врубил свой саксофон, и он начал трубить и визжать, как раненый слон, не по-человечески, не похоже на саксофон. Это всем очень понравилось. „Джунгли“ показались мне такой сектантской группой, в хорошем смысле этого слова», — говорит Орлов.
Но «Джунгли» играли исключительно инструментальную музыку, а Орлов думал о тексте, вокале и семплах — все это можно было сделать только в «Копернике». Вдобавок с «Джунглями» вышел небольшой казус. По словам Орлова, музыканты группы почти не общались с другими участниками рок-сообщества, а «Кино» и «Аквариум» называли попсой. В 1984 году Орлов ненадолго уехал в Москву, а когда вернулся, его ждал большой сюрприз.
«Я приезжаю готовить с ними новую программу, а мне Игорь Тихомиров, который потом сам в „Кино“ ушел играть, говорит: „А Андрей Отряскин, наш гитарист, в ‚Аквариуме‘ теперь. У него сегодня концерт“. Я туда прихожу, там полный зал. Андрей правда стоит и играет. Я ему потом говорю: „Андрей, вот вы ругались, что я с ‚попсовиками‘ общаюсь, а сам-то ты с кем сейчас выступаешь? Стоишь на сцене с одной из самых попсовых групп Санкт-Петербурга“. На том и расстались», — говорит Орлов. Он успел провести с «Джунглями» десятки выступлений, но до записи дело не дошло.
Вновь оказавшись в столице, Юрий плотно занялся «Николаем Коперником» — готовил новый материал вместе с Олегом Андреевым и Игорем Ленем. Феноменом золотого состава НК стала сумма абсолютно несхожих индивидуальностей: талантливого импровизатора и аранжировщика Леня, размеренного Андреева и погруженного в психодел Орлова. Чуть позже к группе присоединился ударник Дмитрий Цветков и саксофонист Игорь Андреев, которого Орлов переманил из группы «Браво».
В 1985 году в Москве появляется рок-лаборатория — организация, которая должна была синхронизировать деятельность всех столичных рокеров. Здесь на прослушивании «Коперники» представили свою первую экспериментальную программу. Их выступление резко отличалось от всего, что звучало до и после них. По воспоминаниям очевидцев, действие больше походило на какой-то авангардный джем-сейшен, нежели на «показ» рок-группы. В канун 1986 года группа впервые представила программу «Родина», которая позже легла в основу крайне успешного одноименного альбома.
Секрет успеха состоял из двух компонентов. Во-первых, тексты. После ухода из института Орлов устроился сторожем в типографию «Искра революции». Коротая время на службе, он случайно нашел сборник стихов «Песня, ставшая правдой». Ему открылись тексты идеологизированных авторов, выдающиеся по своей бездуховности, тупости и трафаретности. Орлов принимает решение положить их на красивую и эстетически совершенную музыку.
Во-вторых, собственно музыка. Здесь снова помог тот самый Юра Ушаков, смастеривший электросаксофон. На этот раз он создал устройство, которое сам Орлов окрестил «хрустализатором», — примочку, высекающую из гитары кристально прозрачную реверберацию, фирменное звучание «Коперника».
Результатом этих экспериментов и стала «Родина» — один из гимнов эпохи московской новой волны, установивший для отечественных нью-вейв-коллективов космический уровень звучания. Альбом вышел в 1986 году, чуть позже «Коперники» записали «Северный путь», а два года спустя выпустили трек «Голова в пространстве», строчку из которого любил напевать Пелевин.
Параллельно с «Николаем Коперником» Орлов выпускал сольные работы и участвовал в других коллективах. Например, играл на саксофоне в московской экспериментальной группе «ДК» Сергея Жарикова, а в 1987 году выпустил собственный альбом «Записки снежного человека», записанный на студии театра «Современник» при поддержке Олега Андреева и других единомышленников. В театр музыкант проник с помощью своего товарища Бориса Раскольникова — основателя андеграундного клуба «Третий путь». Итоги психоделических экспериментов с гитарным звуком в «Современнике» стали, возможно, самым недооцененным альбомом участников Московской рок-лаборатории второй половины 80-х. На них в почерке Орлова проступает любовь к эмбиенту и даже дроуну. Но настоящая электронная музыка у него впереди.
В 1988 году Орлов встречает свою будущую жену — француженку Катрин Рое, приехавшую в СССР с группой сессионных музыкантов. Между ними завязываются серьезные отношения, и в самом конце 1980-х «Николай Коперник» в полном составе уезжает во Францию. Там Орлов поступает на курсы в академию экспериментальной музыки IRCAM (Institut de Recherche et Coordination Acoustique), где на тот момент существуют два отделения.
Основное — лаборатория Пьера Булеза, участники которой занимались тем, что записывали живые акустические инструменты, разделяли отдельные звуки на обертона, потом этими обертонами играли. «Государство выделяло на IRCAM большие деньги. И у них стоял очень мощный по тем временам компьютер, у нас таких даже близко не было. С его помощью осуществлялись все манипуляции. Я тогда был молодой — 24 года, и меня это все страшно впечатляло», — рассказывает Орлов.
Вторым — дополнительным — было акустическое отделение под началом Жан-Марка Йота (Jean-Marc Jot), где Орлов и провел несколько важных для себя месяцев. Здесь студенты занимались в основном полевыми записями. «Мы ездили к Жан-Марку за город, он показывал нам всякие трюки, которые в моей дальнейшей работе очень пригодились. Хотя я приехал туда уже опытным пользователем семплеров, мог запрограммировать с ходу сложные приборы», — вспоминает музыкант.
В IRCAM он научился работать с природными звуками. «Вместе с Катрин мы лазили по лесным природным ландшафтам, записывали сверчков, насекомых, шум деревьев. Допустим, идешь ты по лесу и ловишь, как под ногами ветки и корешки хрустят. Все эти звуки — так называемая конкретная музыка — собирались в коллекции. Потом их ставили в семплер, воспроизводили в помещении и следили за нахождением звуков в пространстве». После этих опытов у Орлова появилась любовь к эмбиенту, тогда как раньше он больше занимался «композицией в классическом смысле этого слова».
На родину Орлов вернулся с кипой пластинок конкретной музыки. Во время учебы во Франции «Коперник» подзаработал на своем старом увлечении — живописи. Музыкант создал и продал несколько картин, купил магнитофон и пару семплеров. С ними он начал поиски нового звучания. «Я записывал множество композиций, которые, к сожалению, так нигде и не вышли. И сейчас, слушая эти магнитофонные кассеты, я подчас не понимаю, как я это сделал», — признается Юрий.
В Москве вместе с Олегом Андреевым он создает группу «Ф.И.О.», играющую эйсид-хаус. В новом проекте Андреев переключается с бас-гитары (на которой играл в «Копернике») на синтезаторы, а Орлов работает с семплерами. Репетиции и запись нового материала проходят в его квартире на Дубровке, в том же районе, где когда-то все и началось.
«Ф.И.О.» много экспериментировали со звучанием, продолжая Орловские поиски новых звуков. «Мы натягивали презервативы на чашки, щелкали этим и делали из извлеченных звуков необычные барабаны. Получалась музыка, напоминающая раннего Афекса Твина», — рассказывает Юрий. Группа стала первым чисто электронным проектом Орлова, с которым музыкант успел выступить в Москве, Санкт-Петербурге и на фестивале в Киеве.
Ни одного альбома «Ф.И.О.» так и не выпустили, поэтому треки группы можно найти только на редких сборниках отечественной электроники конца 1980-х и начала 1990-х годов: Moscow Beats Vol. 1, Purple Legion Strikes Back, Technonation. «Вот Гоша Шапошников (еще один пионер советской новой волны — прим. ред.) выпускал диски. Есть какие-то экземпляры, где у нас по две-три вещички появлялись. Но как таковых самостоятельных релизов тогда не было, просто не находили средства на печать», — поясняет Орлов.
В 1991 году участники золотого состава «Николая Коперника» переженились и разъехались по разным странам. Игорь Лень поехал покорять Америку, Олег Андреев улетел в Колумбию, а Дмитрий Цветков — в Бельгию. К тому моменту многие из них уже не участвовали в жизни НК. Орлов успел набрать музыкантов второго состава, записать альбомы «Генерал Галактики» (1990) и «Ослепленный от солнца» (1993), а потом — после частой смены составов — закрыть проект.
Музыкант стал проводить много времени дома с семплерами, и еще в SNC — звукозаписывающей студии Стаса Намина. «Сидение в расписной комнате, на SNC, которая постепенно превращалась в клуб по электронным интересам, привело к определенному прогрессу. Я как-то совсем вырос из нью-вейва и давал электронный хардкор по вновь открываемым клубам, — объясняет Орлов. — Даже самый свирепый хардкор делает из обывателя человека — в правильном проявлении человечности. Не говоря уже об интеллектуальной танцевальной музыке. Ее зацикленные фактуры заставляют нас остановиться и заглянуть внутрь себя».
В студии SNC и родился проект Block Four Константина Смирнова (был клавишником НК после ухода Игоря Леня — прим. ред.) и звукорежиссера Олега Сальхова, которым Юрий Орлов помогал, подкидывая интересные семплы и исполняя в треках вокальные партии. По его словам, группа возникла под большим влиянием поп-арт-стиля «Новых композиторов», которые лепили свои хиты из отсемплированных фрагментов старых треков. Block Four действовали примерно так же.
Семплировал в основном Олег, а Константин занимался композицией. «Я им притаскивал идеи — чего там можно отсемплировать. То мы кусок Брайана Ино возьмем, то Дэвида Бирна. Были треки, где я пою: например, „Ах как жаль“. Мне Олег тогда позвонил, сказал: „Сделали такую вещичку, прям напрашивается песня“. Ну я приехал к ним, быстро накидал тексток и уложил туда», — рассказал Юрий. При поддержке Орлова группа создала треки «Кто с тобой работает», «Совтрансавто», «Радиобиология». Некоторые из этих вещей и сейчас звучат на вечеринках и рейвах в исполнении Леонида Липелиса, Андрея Рамонова и других столичных диджеев.
Впоследствии Орлов попробовал записать со Смирновым отдельную пластинку. И хотя альбом так и не вышел, завсегдатаи студии SNC потом долго вспоминали сам процесс записи. «Проект был абсолютно кислотным. Заходит как-то Стас Намин, а я стою уже два дня, все подкручиваю ручки у синтезатора. Стас меня как диковинку показывал, видимо, не понимая, что именно я делаю. А мне по барабану — пишу. Проходит третий день. Сальхов приезжает: „Ты чего, еще домой не уезжал?“ Я говорю: „Нет, пока не уезжал, пока здесь“. Стою пишу. На четвертый день уже тусовка собралась — ну просто полюбоваться на героя. А я уже абсолютно бледный, глаза светло-голубого цвета какого-то, но стою пишу».
Наиболее известным электронным проектом Орлова стал сольник «Холодная Рука Москвы», с которым он выступал в 1994 году на открытии знаменитого «Птюча». «Был такой Михаил Малин из группы „Фантом“, питерский музыкант. Кстати, большой друг Брайана Ино. И вот Миша ко мне приехал в гости, я рассказывал ему, что хочу сделать новый электронный проект. И мы как-то сидели, фантазировали, и я придумал название — „Рука Москвы“, а Миша говорит: „Холодная“. На том и сошлись».
Треки «Холодной Руки» — это дип-хаус, который иногда скатывается в откровенный хардкор. В живых выступлениях проекта принимали участие приглашенные музыканты, например, Алексей Борисов из «Ночного проспекта», а сам проект играл в большинстве знаковых клубов Москвы конца 90-х и начала 2000-х: LSDance, «Шанти», «Крыша Мира».
На записи «Руку» можно поймать в архивных сборниках типа «Транссибирского экспресса» или «Мировоззрения», хотя, по словам Орлова, проект лучше слушать вживую, а не отдельными треками. Автор подчеркнул, что записи его электронных треков хуже передают суть музыки.
Орлов и сейчас продолжает выступать с «Холодной Рукой», а также готовится запускать новый проект. По его словам, это «лоу-файная лаундж-музыка», которая должна «хорошо ложиться на слух постковидного общества». Название для группы Юрий пока не выбрал: «Хочу приглашать туда разных музыкантов для лайвов — электронщиков, трубачей, гитаристов».
О своем переходе от нью-вейва к электронике Орлов говорит так: «Время само диктует свои законы, подчеркивает какие-то актуальные моменты. Тогда мне привиделось, что танцевальная электроника больше соответствует духу времени, что она будет в тренде. Она просто стала очередной волной, логичным развитием событий. Это была для меня естественная метаморфоза». По его словам, по тому же пути в свое время двигался, например, Густав Гурьянов, барабанщик «Кино».
Влияние электронных проектов Орлова отмечают Валерий Алахов и Игорь Веричев («Новые композиторы»), Антон Кубиков (SCSI-9), Борис Назаров (Moscow Grooves Institute), Владимир Емелев (Вова Синий), Виктор Сологуб и другие значимые участники российской электронной сцены.
Конечно, в силу нишевости сольные проекты Орлова уступают по популярности работам «Коперника», чего не скажешь об их качестве и изобретательности. Так что, появляйся Виктор Пелевин на публике до сих пор, у него в наушниках, вероятно, раздавались бы различимые напевы треков Block Four и пульсация «Холодной Руки Москвы».