Данила Иванов
Истина в вине, или История о непобедимой лозе

Онлайн-журнал V–A–C Sreda представляет специальный новогодний выпуск, посвященный винным исследованиям и созданный совместно с участником грантовой программы Дома культуры «ГЭС-2».

Мы публикуем текст социолога, исследователя вина и сотрудника факультета социальных наук НИУ ВШЭ Данилы Иванова о малоизвестном, но важном эпизоде в истории виноделия — попытке советских ученых создать собственную, независимую от европейской традиции основу виноградарства при помощи морозоустойчивой амурской лозы. В центре повествования — селекционер Александр Потапенко, который доказал жизнеспособность вида Vitis amurensis и сделал возможным северное виноделие.

ЧРЕЗМЕРНОЕ УПОТРЕБЛЕНИЕ АЛКОГОЛЯ ВРЕДИТ ВАШЕМУ ЗДОРОВЬЮ

Просто представьте: в Ростовскую область, в Новочеркасск, в 1950–1970-е регулярно приезжает пить вино нобелевский лауреат, туда выписывают специальный пропуск норвежскому археологу Туру Хейердалу и его коллегам по экспедициям «Ра» и «Кон-Тики», чтобы путешественники могли познакомиться с местными винными авангардистами; позже Хейердал даже станет крестным отцом сына одного из местных виноградарей. Сюда же съезжаются художники и такие уважаемые лица СССР, как космонавты Михаил Гречко и Борис Волынов, — словом, возникает настоящий центр притяжения для богемы со всего мира. Любопытно, что сегодня в России об этом едва ли кто знает (даже в экспертных кругах), и получается парадоксальное положение: команда британского справочника The Oxford Companion to Wine с большим трепетом относится к советскому винному авангарду, пускай и понимая, что в нем еще очень много пробелов, а отечественные исследователи и публичные деятели остаются в неведении.

Однако как же вышло, что в середине прошлого века донские степи стали одной из колыбелей русского виноделия? Чтобы в этом разобраться, придется начать немного издалека.

Долгое время все в мире были уверены, что существует только один вид виноградной лозы, пригодный для виноделия — культурный, особенно распространенный в Европе вид Vitis vinifera, от которого происходят все известные нам сорта: шардоне, каберне совиньон, рислинг, пино нуар, совиньон блан и многие другие. Чтобы быть «рабочим», виноград должен обладать обоеполым (гермафродитным) цветком: так он не зависит от опылений и дает хороший урожай. В истории был только один прецедент появления такого винограда тысячи лет назад, и это как раз и есть «европейский» вид, хотя в действительности родился он далеко не в Европе, а на территориях современной Грузии, Армении, Ирана, на берегах Каспия. Положение дел, при котором существовал всего лишь один пригодный для виноградарства вид, вызвало некоторый пессимизм, поскольку это значило, что будущее вина и винограда в опасности — он может расти лишь на небольшом участке нашей планеты, а еще подвержен многим заболеваниям, крайне зависим от макроколебаний климата и не защищен от грибков с других континентов, завезенных во времена колонизации. При этом продукты винной промышленности по своей роли сходны с пшеницей — они не столь заметны в повседневности, но в действительности благодаря им сформировались и продолжают формироваться многие цивилизации.

Иван Мичурин, известный советский биолог и селекционер, хорошо понимал проблему и предпринимал попытки превратить европейскую лозу в устойчивое к болезням и не восприимчивое к морозу растение. В начале ХХ века у него родилась гипотеза: для того, чтобы укрепить ресурсную самостоятельность СССР, теоретически можно засадить весь север России стойкой агрокультурой, которая не нуждается в черноземе, а может расти на песке, камнях и других «бедных» типах почвы. Одним из кандидатов был виноград… впрочем морковь и яблони тоже были в списке. Так или иначе, идея была не просто странной, но сумасшедшей, поскольку виноград даже в таких сравнительно теплых регионах, как Крым, Краснодарский край и долина Дона, периодически погибал или зимой, или во время возвратных заморозков весной. И все же, каким бы странным ни казалось предприятие, Мичурин и эксперт-виноградарь Иван Павлович (запомним это имя) понимали, что идут по пути специфической гибридизации растений и планомерной передачи как минимум части полезных свойств. Гибридизация — скрещивание растений разных видов, по результатам которого есть шанс получить новый вид, обладающий половиной черт от каждого из «родителей», однако часто в усредненном состоянии. Например, если одно растение имеет морозостойкость 0°C, а второе –10°C, то новый вид выдержит температуру –5°C. Важно оговориться, что гибридизация происходит только между растениями разных биологических видов, а не сортов; разница между сортами — как разница между разными породами собак, а вот разница между видами — это уже отличия тигра и льва, человека разумного и неандертальца. Словом, один вид включает разные сорта, один род включает разные виды.

Вернемся же к истории советских опытов с виноградом, которая принимает совершенно неожиданный оборот. В начале 1940-х некий косточковед Моисеев обнаруживает в амурской тайге необычную лозу вида Vitis amurensis, которая в процессе эволюции, предположительно пережив ледниковый период, выработала устойчивость к морозам –40°C. Она не боялась заболеваний и грибков американского происхождения, мучивших европейских виноделов с начала XIX века, поскольку произрастала на побережье Тихого океана, через который споры и заболевания могли попадать в Евразию и за тысячелетия естественным образом выработать у лозы иммунитет. Однако, что самое важное, лоза была обоеполой! В тогдашней науке виноград этого вида уже был описан, но никто не предполагал, что он может быть обоеполым. Это значило, что лоза способна не просто подарить шанс превратить все северные территории в винодельческие регионы — она давала России возможность стать страной вина, с собственным видом винограда.

На горизонте виднелась не просто революция в мировом виноделии, но символическое превращение СССР в самостоятельное государство, независимое от капиталистической «европейской» виноградарской традиции. Особенного драматизма добавлял еще один факт: значительная часть европейских лоз Старого Света и России была привита к корням американского винограда после эпидемии филлоксеры, и «американские корни» в российской земле были особенно чувствительной темой для некоторых советских деятелей. Нахождение обоеполого амурского винограда заметили виднейшие ученые и в частности Александр Негруль, советский биолог с мировым именем, которого и сегодня цитируют авторитетные международные исследователи. В тайгу отправилась экспедиция под руководством известного этнографа Генриха Анохина.

Лозу сохранили, размножили и в 1947 году отправили на детальный анализ в Институт виноградарства и виноделия в Новочеркасске, где открылось неприятное обстоятельство. Обнаруженный вид был лишь случайно попавшей в тайгу американской лозой (Vitis labrusca), которая обладает похожими свойствами по морозостойкости и устойчивости к заболеваниям, но довольно бесперспективна: с ее помощью не достигнуть разнообразия как столового, так и «винного» (технического) винограда.

Таким образом, находка была воспринята как унизительный казус, разработки по «амурской» лозе свернули, поскольку ею оказался случайный американский гибрид, не способный решить поставленные амбициозные задачи. «Псевдоамурские» лозы были выкорчеваны, а мечты о северном виноделии остались мечтами… Но, возможно, им еще было суждено сбыться?

В 1934 году, задолго до описанного скандала, в журнале «Юный натуралист» выходит статья о двенадцатилетнем Александре Потапенко, который, следуя заветам своего учителя Ивана Мичурина, создает свой первый гибрид, скрестив амурскую лозу и сорт «маленгр». Двумя годами позже эксперименты молодого селекционера, его отца и старшего брата приведут к появлению авангардных сортов «северный» и «заря севера», а Потапенко окончательно решит посвятить свою жизнь амурской лозе и борьбе за ее будущее, за будущее северного виноделия России. И позже он выяснит, что уникальный амурский виноград посчитали американским гибридом по ошибке.

Как рассказывал ученый, нахождение обоеполого амурского винограда датируется 1932 годом, когда садовод Флоря, услышав от ученого Рамминга во время конференции на Дальнем Востоке, что амурская лоза всегда разнополая, возразил — ведь на его участке росла обоеполая. Рамминг не поверил Флоре и поспорил с ним на бутылку коньяка, которую позже, как мы понимаем, отдал своему визави. Открытие, однако, не стало общеизвестным, пока его не присвоил себе упомянутый косточковед Моисеев. Он перевез сеянцы винограда под Владивосток на экспериментальную станцию, когда понял, что находка поможет ему сделать себе имя. Проводя размножение амурских лоз в течение долгого времени, Моисеев не изолировал их во время цветения, что привело к неожиданной кроссполинации с американскими лозами.

После чудесного обнаружения лозы, о котором мы рассказывали выше, ее повезли на проверку в Новочеркасск, и не случайно. В Институте виноградарства и виноделия работал Яков Потапенко, старший брат Александра, стремительно взбиравшийся по карьерной лестнице — на руководящую должность его направил сам Мичурин. Советский биолог знал, что лучше Потапенко в северных породах не разбирается никто. Уверенности в этом ему добавил многолетний опыт сотрудничества с экспертом-виноградарем Иваном Павловичем (помните его?) — еще одним Потапенко, отцом Якова и Александра. И все же Яков Потапенко не смог подтвердить, что найденный виноград поистине уникален — загрязнение биоматериала было слишком сильным.

Однако его брат Александр не сомневался в существовании обоеполого амурского винограда и, имея возможности, принялся единолично перепроверять присланные в Новочеркасск материалы. Чтобы спасти уничтожаемые обоеполые лозы во Владивостоке, было потрачено немало сил. В итоге Александр обнаружил, что лоза все же существует, а значит — у России будет свой виноград, и страна подарит всему миру северное виноделие.

Это открытие сподвигло Александра, обладавшего, помимо прочего, и незаурядным художественным талантом, создать эмблему Новочеркасского института виноградарства и виноделия — на ней «северное дерево», березу, оплетает растущий из снега «южный» виноград.

Прорыв Александра в деле возможного окультуривания амурской лозы в совокупности с исследованиями Якова по межвидовой гибридизации этого винограда с европейским сделали Новочеркасск важным «винным местом» для богемы со всего мира. И тут мы возвращаемся к тому, с чего начали, — к славным страницам донского виноделия.

Советские открытия замечают итальянские, немецкие ученые, они начинают приезжать в СССР; «северным вином» интересуется Тур Хейердал. Он вступает в переписку с Александром Потапенко, завязывается многолетняя дружба советского селекционера и норвежского путешественника: позже Хейердал станет крестным сына Потапенко и выберет для него имя Арнэ; Потапенко же посвятит несколько сортов Хейердалу: речь о «кон-тики» и «тур хейердал».

Частым гостем в Новочеркасске бывал и нобелевский лауреат Михаил Шолохов, у которого даже имелась своя комната на винодельне Института. Любопытно, что после нескольких визитов Шолохова руководству пришло указание больше не принимать писателя, ведь после Новочеркасска он долго был «не в кондиции».

Еще одна область интересов Александра Потапенко — описание биологической и культурной истории винограда Ростовской области. Так, ученый обнаружил свидетельства тысячелетней укорененности винограда на территории России, связав это с наследием хазарского каганата, — эту работу заметил Лев Гумилев, этнолог и историк, с которым Александр вступил в полемику, а позже подружился.

Тем не менее проблем тоже хватало. Александр Потапенко, продолжая работу по окультуриванию амурской лозы, постепенно понимал: качество саженцев могло быть лучше, и сеянцы, привезенные из тайги, не обладали необходимыми вкусовыми характеристиками. Оказалось, что во время экспедиций отбирались лозы с ягодами, а самые сладкие плоды на других лозах были попросту склеваны птицами. В свою очередь, Яков Потапенко сталкивался с давлением вышестоящих структур, поскольку не все распоряжения и планы в области виноградарства были реалистичны; в какой-то момент Яков поссорился с Трофимом Лысенко, биологом, получившим особую известность благодаря своим псевдонаучным теориям. Наиболее тяжелым периодом в истории семьи Потапенко стали 1970-е — Яков внезапно скончался в 1975 году, годом позже Александр покинул Новочеркасск, забрав с собой часть разработок и так и не найдя общего языка с новым руководством Института, а борьба государства с алкоголем только усиливалась — это ставило крест на важных виноградарских и винных открытиях.

Александр Потапенко нашел новый дом в селе Оленье Волгоградской области уже ближе к 1980-м, где продолжил, несмотря на нищету и забвение, эксперименты по выведению амурских лоз и гибридов и создал как минимум семь первых форм амурского винограда: «амурский потапенко-1», «амурский потапенко-2», «амурский потапенко-3» и так далее. «Седьмой» сорт еще называют «амурский прорыв» или «óдин». Некоторые из полученных советским энтузиастом виноградов сегодня используют крупные производители, чьи вина можно найти на прилавках почти любого супермаркета.

Работа Потапенко наглядно доказала: виноделие возможно даже в северных широтах. Его успех и успех его брата легли в основу многих винодельческих проектов по всей России — от признанных инициатив в Волгограде до сравнительно новых проектов в Саратове, Москве, Подмосковье и даже Твери, где иеромонах Фаддей создает вино на монастырском острове озера Селигер. Более того, многие выведенные братьями Потапенко сорта, такие как «цветочный» (известный в Европе как Blütenmuskateller), «северный», «фиолетовый ранний» и десятки других, заложили основу для современных сортов, которые дают шанс виноделию в регионах со сложным климатом. Благодаря этим гибридам целые индустрии появились в Швейцарии, Германии, Скандинавии, Великобритании и Китае. Сегодня в это трудно поверить, но пионер северного винного авангарда Александр Потапенко умер в безвестности в 2010 году. А в 2025 году ушла из жизни и его жена Людмила, коллега ученого по селекционной работе, редактор его книг и хранительница домашнего очага.

Но все же сегодня некоторые артефакты хранят память о Потапенко и его дерзком проекте — иногда в лесах Волгоградской и Ростовской областей внезапно находят почти инопланетные, никому не известные амурские формы винограда, а на контрэтикетках некоторых российских или зарубежных вин внимательный покупатель может обнаружить удивительные названия «потапенковых» сортов. Еще одним свидетельством важнейшей эпохи в истории отечественного виноделия выступают созданные Потапенко винные этикетки. Эти работы — самобытный артефакт советского графического дизайна, где причудливо сочетались маньеристская изощренность, лубочная простота и эклектичность. В сущности, каждая этикетка — это зашифрованный сюжет, обыгрывающий не только события из мира виноделия, но и личную биографию Потапенко, его причудливый взгляд на мир. Эта «идиосинкразическая» перспектива аккуратно вплетена в рисунок и композицию, становясь понятной лишь тем, кто знает о жизни и судьбе их создателя.